Мукуро очень любил свою команду. Так, что словами не описать; впрочем, и не нужно. Зачем ему, бессердечному манипулятору чужих судеб, проявлять слабость. Эмоция с нехитрым названием «любовь» должна быть чужда подобным людям. Ты – игрушка, и ты просто игрушка. Без разбору клеймить и разбрасываться ярлыками. Мир, который он видел, был не более чем полем взращенных к его приходу марионеток. Иллюзионист лишь фыркал и холодно отмахивался, видя по-собачьи преданные глаза Кена. Пожалуй, этот парень обожал его в разы страстней, чем даже М.М., будь проклята эта девчонка. Обоготворение, конечно, так сладко льстило, но девушка метила не только на кошелёк, но и сердце главы банды Кокуё. Этот орган, как считал сам Мукуро, ему ампутировали вместе с правым глазом тогда, много лет назад. Небо в его глазах раскололось надвое, в тот же момент лишив ребёнка возможности видеть счастье на всю оставшуюся жизнь. Шесть Путей Ада – и больше ничего не надо. Не в том смысле, что сила всё компенсирует. Сила – она такая, забёрет и не отдаст. Спрашивал ли кто-то? Нет. Вот и Мукуро спрашивать у мира отказывался. А нечего детям дурной пример подавать.
Из всего нынешнего окружения лишь два человека привлекали его внимание. Те самые, кто был рядом с самого начала. В понимании иллюзиониста путь начинался вовсе не с выхода из утробы матери. Кто была эта женщина, память уже и не сохранила. День, перечеркнувший жизнь – вот оно. Уставшие за день подростки ютились на полу рядом с вызывающе красным диваном. Пыль заброшенного кинотеатра густым слоем покрывала пол, делая дряхлый бетон чуточку теплей. Кен сравнил сиё покрытие со снегом – подумать только, экс-члены Эстранео практически не видели настоящей зимы – и со всей собачьей незамутнённостью разума бросился рисовать снежных ангелов. Его другу, Чикусе, оставалось только ничего не сказать и поправить очки. Впрочем, это он всегда и делал. Чёрт его знает, что творилось в голове под шапкой и копной тёмных волос. И сейчас это воплощение невозмутимости жалось к напарнику в последней надежде согреться на этом холодном полу. Кену-то что, ему почти всегда тепло. Разумеется, утром, когда все проснутся, инцидент будет считаться не произошедшим.
Как бы то ни было, Рокудо поймал себя за пятой минутой неподвижности на том, что глаз оторвать не может от двоих на полу. Убеждая себя в том, что и на эти игрушки откровенно наплевать, он всё-таки заставил бетонное покрытие подняться реальной волной, перекладывая сокамерников на диван. Похоже, ребятам новая постель пришлась по вкусу: так сладко Чикуса давно не посапывал. Наверное, подобное люди испытывают, поглядывая на котят; в последнее время так хотелось именно жрать, а уже не есть, что подобная живая мелочь рассматривалась исключительно голодным взглядом. Идеально сшитый пиджак формы Кокуё с угловатых плеч лидера сорвался, принимая на себя роль одеяла. Стало зябко, но этим двоим, пожалуй, было хуже. Потянувшись, Мукуро подумал, что он, наверное, последний идиот, ведь нужно быть последним глупцом, чтобы привязаться к людям после всего, что он от них натерпелся. Но ведь Какимото и Джошима были такими же детьми с погасшими глазами. Где-то в груди скользко, но тепло, шевелилось чувство. Сладкое такое. Несвойственное. Умилённо вздохнув, юноша развернулся на каблуках школьной обуви и направился к выходу. Звёзды высыпали. Может, там, под всезнающим небом, можно будет признаться самому себе, что за этих ребят можно и жизнь отдать. Только так, чтобы они не догадались. Странная штука - эта человеческая дружба…