Не умею я оформлять сиё творчество. Как уже говорилось, любую критику принимаю в комменты или умыло - помогайте мне совершенствоваться. Задумка у меня хорошая, хочу её воплотить более качественно, чем пока получается. Спасибо за внимание. Lettura piacevole..
Автор: [mukuro]Бета: Xenia ElfmanНазвание: Иллюзия жизни
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Пейринг: Хибари/Мукуро (1869), туманные намеки на Мукуро/Хибари
в подвале (6918)
Рейтинг: nc-17
Жанр: slash, drama, angst, dark
Варнинг: наличие ООС, мозговынос, много флешбеков, больше чувств и меньше действий, чья-то смерть, неумелое использование итальянского, цитаты песен-стихов. И это первый фик по реборну.
Размер: midi
Статус: в процессе
Дисклеймер: спасибо Акире Амано за предоставленных персонажей и фендом KHR. Никакой материальной выгоды, кроме мира и тела Цунаеши-куна, не прошу.
Важное примечание: сие творчество посвящается моему музу, сожителю и возлюбленному
ХибариГлава 1: Дуэт - Черт бы тебя побрал, - нарушил тишину прерывистый от тяжелого дыхания голос Кёи. Оставив фразу незавершенной, юноша прикрыл глаза. Он никак не ожидал, что поддастся на уговоры Хранителя Тумана. Но всё же поддался, позволяя уложить рядом с собой и обнять. Никому не нужные телячьи нежности, хорошо жилось и без них. Иллюзионист впервые требовал от него внимания больше, чем обычно, без слов. Наверное, Хибари понимал теперь, что чувствуют бойцовые собаки, позволяющие детям тискать налитые опасностью тела. Готовые убивать даже этих самых детей, но один лишь инстинкт останавливает – что-то переключится в мозгу, отдавая немой приказ: дети слишком беззащитные. Чертов Рокудо. Он не может быть слишком беззащитным, не говоря о просто беззащитности!
- Черти меня боятся… - как бы подыгрывая его рассуждениям, пропел Мукуро, напоминая, что ни адом, ни чертями его не напугать.
Наглая ухмылка недолго держалась на самодовольном лице, уступив место той туманной задумчивости, которую видели разве что Чикуса с Кеном. Весь вечер глухой к чужим эмоциям Кёя ощущал что-то странное – неужели, волнение? Да разве могло этого кретина беспокоить что-либо, кроме порабощения мира? Однако иллюзионист с легкостью заставил забыть его о подозрениях, отвлекая на поцелуй. Целовались они крайне редко, это не входило ни в планы, ни в мысли Хибари, но зачастую он сам был инициатором, поддаваясь стихийным порывам.
Мукуро не мог объяснить, что заставляет его с периодичностью использовать маленькую Докуро. Он бы мог придти к Кёе в сон, но так было не интересно. Поэтому приходилось выбираться за грани своего маленького мира, навязанного тюрьмой Вендиче, и своими ногами брести в поисках холодного ублюдка. Словно на автопилоте или по навигатору, но Мукуро всегда выходил в нужные места. Можно было заставить Хром искать его, но… Но ему хотелось приходить самому. Как бы случайно пройти мимо, не заметить, и Кёя будет уязвлен. Конечно, он и сам мог проигнорировать Рокудо, и тогда иллюзионист выходил из себя, рисуя в воображении картины, как схватит того за воротник, встряхнет и, пока Хибари ничего не понял, поцелует. Но все их встречи словно шли по сценарию.
Lettura piacevole..Япония радовала взор итальянца почти что зимой – лепестки сакуры напоминали ему снег, кружась в воздухе и путаясь в волосах. Похоже, малышка Хром любовалась цветением, когда иллюзионисту впервые пришло в голову просто погулять по Намимори. Тогда происходящее казалось ему сказкой. Слишком красиво, чтобы быть реальностью. Словно ребенок, он ловил лепестки и напряженно вглядывался вдаль, еще не осознавая, что ждет кого-то. Вырвавшись из ада, юноша думал просто пройтись, вспомнить, что это такое – видеть. И, завороженный нежно-розовым вихрем, он едва не врезался – как глупо для опасного преступника – в прохожего.
Для Хибари недавно закончившийся ад начался снова, с чертовым цветением. Он всегда любил сакуру. Ей можно любоваться так же долго, как и облаками, закинув голову наверх. И так стоять до головокружения, пока никто не видит. А если заметят – ну, это были не его проблемы. Когда Хранителя Облака только выписали из больницы, он даже обрадовался. Почти все повреждения, оставленные дьяволом в форме Кокуё, зажили, но боль осталась. Особенно болела его гордость. Хибари никогда и никому не рассказывал, что происходило, пока его держали в плену, и сам зарекся это не вспоминать. Ненависть помогла его телу восстановиться в рекордно быстрые сроки. И эта ненависть ослепила юношу с новой силой, когда ветер накрыл его ароматом сакуры, напоминающим о бесконечном времени заточения, вязком, как густая кровь. Каждый чертов розовый лепесток был подобием красного флага для быка, красным глазом того ублюдка, и хотелось разорвать каждый из них, этих ничего не знающих лепестков. Толчок в спину показался ему чем-то нереальным, ведь далеко не каждый смертный, слышавший его имя, осмелится прикоснуться к Хибари. И меньше всего он ожидал, что дьявол сам придет к нему.
Каждый раз, когда Мукуро оказывался во власти своего недоврага, он поражался, сколько в Кёе может скрываться страсти. Хибари словно вырывался за рамки своей же личности, был приятно неузнаваем… Хотя в его обращении с ним, Мукуро точно видел знакомые черты: жадность, ненависть, эгоизм. Причем эгоизм беспокоил иллюзиониста больше всего, ему казалось, что если бы он позволял партнеру кончить раньше него, то Хибари бросил его в таком неуютном состоянии, не задумываясь о том, что можно и помочь. Поэтому Кёе никогда не давали шанса опередить врага, а может, дело было в его терпеливом теле. В любом случае, оба были довольны. Мукуро ни разу не просил его о чем-либо, не останавливал и не возражал. Только в грубых руках Хранителя Облака он понимал, что жив, и что это всё – не сон пленника самой страшной тюрьмы, не бред из-за вводимых ему лекарственных средств. Лишь бы чувствовать ненависть его недоврага.
- Как же я тебя ненавижу, Рокудо… - от хриплого шепота рядом с ухом бросало в жар.
- И я тебя ненавижу… - отзывался юноша, крепче сжимая плечи Хибари, заставляя наклоняться к себе. Ненависть Кёи нужна была ему больше, чем дыхательная смесь, подаваемая через маску.
Хибари не знал, с каких пор его мысли зациклились на ублюдке из Италии. Одно небо ведало, каким образом они постоянно оказывались в одном месте. Волей случая, волей дьявола ли, но смыслом его жизни стал подросток с проклятым глазом. Казалось, это было так давно – их первая встреча и наивная вера в собственные силы. Иллюзионист не уставал повторять, что Кёя слишком уверен в своих силах. И, наверное, был прав. Единственное, с чем он не мог совладать, было притяжение дьявольского отродья. Болезненное притяжение, словно сахарный сироп, затягивало душевные раны, оставленные ненавистью, стоило Мукуро оказаться рядом. Без всяких иллюзий Кёя оказывался в невидимых сетях. Чувства, оплетающие больной разум, были страшней ловушки принца-потрошителя, из них не выбраться при помощи оружия. Убить иллюзиониста – не выход, и Хибари каждый раз был готов разорвать грудную клетку, лишь бы сердце не билось так сильно, не стихала жгучая ненависть.
И, правда, сегодня иллюзионист выдавал сам себя поведением. С удивлением Хибари замечал и больше нежности, и требовательность к себе, когда этот маньяк невинно прижимался к нему. Он ничего не мог с этим сделать, и если сначала Рокудо был просто отстранен после каждой попытки сделать их встречу менее официальной, то наблюдение за ним заставило главу дисциплинарного комитета подпустить его еще ближе. И наблюдать, выискивать у врага скрытые мотивы.
Видимо, мотивов Кёя так и не нашел, поэтому Мукуро крайне удивился, когда его расслабленное после секса тело словило удар тонфа. Он пришелся по грудной клетке, выбивая воздух их легких, и иллюзионист рухнул на кровать. В растерянности глядя на блестящую сталь, отражающую свет из окна – видимо, ночь была лунной – он потер грудь, а потом отстранил опасную руку от себя, не желая нового удара.
- Ойя, Кёя-кун, ты их даже сейчас из рук не выпускал? – с издевкой поинтересовался он, пожалев об этом. Один раз на подобный вопрос Хибари отреагировал весьма неоднозначно и чуть не продолжил процесс, используя оружие вместо себя. Холод тонфа обжег кожу на шее, снова напоминая о заключении, и безразличие иллюзиониста едва не рухнуло под напором непонятных мотивов. Удержавшись от того, чтобы не опуститься до оттаскивания руки от собственной шеи, Мукуро просто прикрыл глаза. Не хватало еще, чтобы взгляд выдал его страх. Но в темноте он еще больше растерялся, вспоминая оковы Вендиче.
Хибари опередил его возможные реакции, навалившись всем весом, он знал, что это в какой-то мере подчинит гордого Рокудо больше, чем просто перекрытие кислорода. Стоило сдавить шею чуть сильней, как раздастся хруст и станет на планете одним иллюзионистом меньше. Нет, не сейчас. Чуть ослабив давление, Кёя ухмыльнулся. Он отомстит ему потом, когда это проклятое тело потеряет свою ценность в его сознании, когда Мукуро сможет сойтись с ним в честном поединке. Простое убийство не удовлетворит Кёю в полной мере, ведь это недостаточная плата за всё, что с ним сделал этот человек. Нет, не человек – демон. Словно читая его мысли, Мукуро ухмыльнулся. Захотелось врезать по этой самонадеянной морде, лишь бы не смотрел на него так же, как и на всех остальных. И Хибари без сожаления заехал ему в скулу, любуясь, как послушно откинулась голова, а темные волосы разметались по подушке. Что ни говори, а этот черт был красив. Вряд ли Хибари заметил это в первые встречи, он уже и не помнил, когда признал это. Хотя тогда, окруженный тысячей нежных лепестков и словами глупых извинений, он смотрелся очаровательно. В своих целях иллюзионист умел выглядеть невинно, и картина, увиденная Хибари по выходу из больницы, очень не сочеталась с воспоминаниями о ненавистной дьявольской улыбке. Наконец-то ему удалось снова стереть эту улыбку, выводившую Кёю из себя. Даже его взгляд непроизвольно смягчился, пока он изучал покорность Мукуро. Его всегда удивляло, что этот гордый дьявол позволял делать с ним все, что взбредало в голову.
Только частое дыхание нарушало тишину, грозящую заполнить все помещение, словно вода. Тихим звоном она проникала в голову через уши, повышая давление и заставляя Рокудо терять самоуверенность. Молчать не было смысла, и юноша осторожно посмотрел на своего мучителя, не то ожидая новых ударов, не то требуя оправдания своего поведения. Хибари никак не хотел впускать его в свое сознание, поэтому многие мотивы были неизведанной землей. Возможно, это была одна из причин похожего на безумие влечения. Он столько раз подчинил это тело себе, там, в подвале, но дух Кёи было не сломить. Каждый удар, каждое проникновение рассчитывались на то, чтобы не менее гордая машина для убийств зациклилась на нём. Ненависть, пылающая где-то в глубине сознания Хибари, обжигала иллюзиониста, заставляя забыть обо всем, поэтому он так и не убил его.
Рокудо Мукуро не верил в то, что его можно было любить. Он всегда оправдывал привязанность друзей к нему и наоборот лишь необходимостью объединиться, чтобы выжить. В полной мере зная свою дьявольскую силу, юноша обманывал сам себя, ссылаясь на возраст или скуку – ведь и правда, одному захватить мир будет крайне скучно. Болезненные эмоции Кёи на грани помешательства стали для него глотком живительного зелья, открывшего ему второе дыхание. Ребенок, лишенный детства, дремавший глубоко в его не-душе, потянулся навстречу потребности в нём, Мукуро.
Никто из них не знал, как описать происходящее между ними. Некоторые называют подобное дружеским сексом. Но какие из них двоих, к черту, друзья? А «вражеский секс» звучит еще более нелепо. Из всех хранителей только эти двое не были связаны светлыми чувствами ни с семьей, ни друг с другом. Хибари никак не понимал мотивы иллюзиониста, что вообще творилось в голове чуть безумного подростка, опьяненного собственной властью, раз он сам приходил к нему, зная, что в любой момент Хибари попытается его убить. Но, наверняка, точно так же хорошо чертов Рокудо знал, что сейчас противник это сделать не в состоянии.
Сменив боевую площадку с парка на заброшенное здание, Кёя почувствовал себя уверенней. Слишком больно воспоминания атаковали его гордость, когда дьявол снова усмехался, ловил лепестки и с ладони сдувал их прямо в лицо Хибари, не давая тому даже коснуться его. И слабость подступала изнутри, холодными щупальцами сковывая сердце, собиралась в желудке и заставляла колени терять напряжение. Бешеным пульсом в голове стучала мысль «Убивать. Убивать. Убивать», и Хибари подчинялся ей. Но иллюзионист играл с ним, не давая даже коснуться себя. Смех, его чертов смех усиливало эхо пустого пыльного помещения. Эта пыль летела в глаза, приходилось щуриться, и тогда демон расплывался перед ним из-за нарушенной фокусировки.
- Куфуфуфу~
И снова юноша терял самообладание, а смертоносные движения теряли смысл, он просто рвал воздух сталью тонфа, рычал от злости, выплевывая проклятья сквозь сжатые зубы. Так бы и продолжалось, наверное, если бы в очередном танце они не запнулись об чертов трезубец чертового Мукуро. Те секунды, что они падали на пол, растянулись до безобразия, и он успел разглядеть в распахнутых глазах почти детское удивление, делавшее таким человечным его личного демона. Наверное, тогда Рокудо и понял, что сопротивляться не имеет смысла. Тело под Хранителем Облака казалось таким хрупким, когда Мукуро пришлось принять сразу два удара – один об пол, заваленный обломками кирпичей и старым, никому не нужным пыльным хламом, а следом на него рухнул Кёя. Засмотревшись на итальянца, он по-новому взглянул на него, с тайной жадностью ловя все изменения в его лице. Расширившийся зрачок привлек к себе внимание, и тогда Хибари понял одну из причин загадочности иллюзиониста. Его эмоции было сложно прочесть из-за прикованности внимания к проклятому глазу. Горячая ладонь легла Рокудо на лицо, закрыв почти всю правую половину, и тогда Хибари впервые увидел в нём человека. Вполне обычный подросток, чрезмерно наглый в силу обстоятельств, он не пытался ни встать, ни открыть свое оружие. Человек? Кёя не мог поверить в то, что смотрит на главную цель его жизни оценивающе, словно сам же и пытался оправдать парня. Его глаз напоминал своим оттенком так трепетно любимое Кёей небо, а вместо облаков было отражение собственных глаз. Ему не было интересно, о чём в этот момент думал его враг, но осознание притупления собственной ненависти пугало его. И поэтому Хибари ударил. Один раз, второй… А затем он сбился со счета, потеряв голову в бессмысленном терзании своей жертвы. СВОЕЙ жертвы. Чутьё утверждало, что вряд ли кто-нибудь еще удостоился подобного взгляда со стороны иллюзиониста. «Смотри на меня!» - приказывал он мысленно, с каждым ударом теряя голову и ледяную маску, за которой обычно скрывались все эмоции Хибари Кёи.
- Что ты задумал? – холодно спросил Хибари, и ледяные нотки в голосе давали понять, что ответ он услышит в любом случае. В отличие от любящего напустить туману иллюзиониста, Кёя крайне любил правду, прямую, как лобовое столкновение двух машин, такую же резкую. Из него выйдет плохой шпион, но он и не собирался тратить свою жизнь на такие глупости.
- Не понимаю, о чём ты, Кёя-кун… - покорность тут же исчезла с вражеского лица, стоило ему только снова закрыться. О чём вообще думает этот черт?! Зарычав от бессилья над гордым Рокудо, Хранитель Облака тут же встал с него и молча стал одеваться, тем самым показывая, что разговор был окончен.
Меньше всего итальянец сейчас хотел ухода его вспыльчивого партнера, но он не стал останавливать его. В конце концов, силы подходили к концу, а гордость ни за что не позволит ему исчезнуть на глазах Хибари, оставив вместо себя Хром. Каждый раз Мукуро уходил на исходе сил и отсыпался потом несколько дней, чтобы в самом скором времени можно было вернуться, попасть под власть Кёи. И тогда заточение становилось чуть светлей, когда сутками в голове просматривались приватные воспоминания, и иллюзионист тонул в них, забывался и терял себя. Человек, так страстно желающий убить его, сам того не подозревая, спасал жизнь опаснейшего преступника. И сердце вновь и вновь рвалось из груди, из-за чего надзиратели пичкали его очередными лекарствами, лишь бы не было не то, что попытки, даже мысли о побеге. Медикаментозный сон – Рокудо уже привык к нему, и даже тело не было жалко, ведь его реальность существовала далеко за пределами водной тюрьмы. И даже сон становился сладким, потому что теперь, когда рассеивался туман транквилизатора, он видел хранителя облака, порой настолько нежного, что стыдно было признаться самому себе. Не дай бог Кёя увидит, каким он являлся во сны злейшего врага, он убьет его хотя бы за это!
Чтобы не дать ему уйти, Мукуро резво поднялся, словно и не били его сегодня, и с высокой скоростью привел себя в порядок, наспех натянул одежду и даже пригладил волосы. За это время Кёя с отточенными движениями, словно робот, только закончил размеренно одеваться. Иллюзионист успел разглядеть его, это маленькое, но хорошо сложенное тело. Такими уж были эти японцы – часто за внешней хрупкостью скрывалась недюжинная сила. В случае с Хибари… Многим было страшно даже вспоминать его имя. Иллюзионист словно из принципа не испытывал страха, даже когда его немногословный партнер пытался показать, кто тут главный. Они оба знали, что ситуацией в полной мере владел именно хранитель тумана.
Как только Кёя водрузил на плечи пиджак, Мукуро по-кошачьи прильнул к нему со спины, без объятий, но давая понять, что не отпускает его. Их роли распределены не так, чтобы Хибари уходил первым. Они обменялись парой ничего не значащих фраз, за которыми Мукуро скрывал своё напряжение и нежелание уходить, а Кёя, похоже, всё равно понимал его. Не прогонял, не отталкивал. Тот, кто больше всех был сам себе на уме, никогда не сможет прогнать главную иллюзию в своей жизни, и Мукуро в глубине сознания был благодарен ему. Но накатившая усталость сделала связь с Хром слабей, Мукуро чуть сильней навалился на надежное, словно каменный столб, тело противника. Противной змеей в груди зашевелились эмоции. Страх. От него едва не бросило в дрожь, а ноги подкосились. Кёя должен был привыкнуть, что после их постельных битв Мукуро едва ли не уползает от него, и поэтому осторожно схватился за его плечи. Сердце застучало так громко, что наверняка этот ублюдок слышал и чувствовал его спиной. Судорожный выдох всколыхнул темные волосы. Нужно было вдохнуть их запах, успокоиться, расслабиться, лишь бы не думать, не показать своим поведением мысли. Хибари замер от неожиданности, ведь никто из них не позволял себе нежностей.
- Знаешь… Скоро я стану свободным… - собравшись с мыслями, пробормотал он нерешительно, формулируя предложения и с трудом выговаривая слова.
- Побег – нарушение дисциплины, - тут же отозвался Хибари, и не было понятно, что хранитель облака думает на этот счет. – Забью тебя до смерти.
Иллюзионист искренне улыбнулся, среди слов найдя нужный ему смысл – Хибари ждет его, настоящего Мукуро, и пусть тогда придет время их решающему бою… Интересно, сам Кёя всё так же собирался убить его, или теперь у него есть основания пересмотреть взгляд на некоторые вещи? Однако теперь Рокудо был спокоен. Холодная решимость заполнила всё его существо, а сердце чуть успокоило ритм. Теперь его тело снова реагировало на близость человека, сводящего иллюзиониста с ума.
- Я не смогу появляться некоторое время…
- Не надейся, что буду скучать.
В этом весь Кёя. Мукуро снова нежно улыбнулся ему в затылок, пока юноша не видел.
- Ti amo, bastardo… - разумеется, этот идиот не то, что не поймет, даже не будет запоминать, что ему говорят. Мукуро уже и забыл, когда последний раз говорил на родном языке. В эту тихую фразу он вложил столько искренних чувств, сколько не звучало в его речи уже много лет. Хибари же не поймет, что ему говорят. Усмехнувшись, он без особого желания отстранился, всё еще ощущая тепло спины холодного Хибари. Неужели он правда будет его ждать? – Arrivederci!
И тогда хрупкая фигура иллюзиониста направилась к окну, чтобы Кёя запомнил его силуэт в лунном свете, а потом Мукуро выпрыгнул из окна. Разумеется, Хибари и шагу не сделает, чтобы посмотреть, как он там, ведь знает, гад, что с помощью иллюзий Рокудо приземлился без приключений. Беззаботно закинув руки за голову, он побрел в сторону тех мест, где взял контроль над Хром, принципиально громко запев, чтобы этот ублюдок слышал и помнил его уход:
il nostro amore sona
forse un vecchio refrain
che resta in testa e allora
tu cantalo per me
___________
Перевод:Ti amo, bastardo - люблю тебя, ублюдок
Arrivederci - прощай
il nostro amore sona - Наша любовь играет,
f
orse un vecchio refrain - Может быть старый припев,
che resta in testa e allora - Что остается в голове, и тогда
tu cantalo per me - Ты спой его для меня
(Pino Daniele - Questa Primavera)